То с водкою, то с закускою,

 

Поглядев, как насекомые, птицы и прочие твари едят друг друга, начинаешь по-житейски просто относиться к собственному поведению и многое себе прощаешь.

Наряду с легкостью в совершении всяких гадостей, отдых на природе способствует и хорошему. Например, ценности человеческого общения (речь не только о сексе, но и о душевном разговоре, о пении под гитару у костра и тому подобное). А главное, с нашего современника слетает шелуха цивилизации, и он понимает, каков он на самом деле.

Когда современный человек попадает в лес, в нем просыпаются древние инстинкты. Он либо собирает грибы-ягоды (инстинкт собирательства), либо охотится или ловит рыбу (охотничий инстинкт). Он почему-то начинает прислушиваться к хрусту упавших веток, хотя хищные звери давно не представляют никакой опасности. Даже в мелочах люди воспроизводят древние ритуалы – обязательный костер, совместная трапеза. Нашим далеким предкам костер был нужен для защиты от зверей и для приготовления горячей, а значит, обеззараженной пищи. Сейчас в этом нет практического смысла: еда из магазина или холодильника, свежая, медведи и волки на пикники не нападают. Однако обряд соблюдается неукоснительно. 

На работе человек готов смирить свою сущность, напялить на себя спецовку, костюм или мундир и вкалывать в закрытом помещении – в цеху, в офисе, в трюме, в аудитории, в водительской кабине. Но на отдыхе он стремится стать таким, каким его создала природа – охотником, пастухом, рыбаком. Поэтому, увидев, как тот или иной субъект отдыхает на природе, можно узнать, «каких он кровей», какова его истинная, генетическая, а не паспортная национальность.

У русских идеальное место для пикника – лес на берегу реки или озера. Значит, мы потомки угро-финских охотников и рыболовов, хотя и считаем себя славянами. Угро-финская тяга к лесу у нас в крови. Для историков этот факт не является откровением. На территории России жили только три (кривичи, вятичи, ильменские славяне) из 13 восточнославянских племен, остальные десять – на месте нынешних Украины и Белоруссии. Почти все земли нынешней европейской части Российской Федерации занимали угро-финские народы, селившиеся в лесах по берегам рек, среди своих охотничьих и рыболовных угодий. Славянские же переселенцы селились на возвышенных местах, где почва суше и можно сеять хлеб. Славяне, как более цивилизованный народ, смогли навязать аборигенам свой язык, культуру и религию. Но генофонд-то у русских преимущественно угро-финский! Вот мы и рвемся отдыхать не на верховых лугах (идеальном, с точки зрения древних славян, месте), а среди лесов и воды. Украинцы и белорусы – те действительно потомки славян-земледельцев, они по выходным самозабвенно работают на садовых участках. А русские, как только с продуктами стало получше, стали забрасывать огороды с картофельными грядками и повадились отдыхать на дикой природе (чем дальше от города, тем лучше). Почитайте объявления «Куплю дачу» или «Куплю дом в деревне» - пожелания покупателей ясно показывают, что авторы этих объявлений – отнюдь не потомки землепашцев. Всех их интересует расстояние до ближайшей реки и леса.

В других странах – та же закономерность. В сегодняшнем Казахстане разбогатевшие «новые казахи», городские предприниматели и чиновники, покупают юрты, в которых проводят выходные дни в степи. Юрты заменяют им дачи, позволяя окунуться в тот образ жизни, которым жили их предки несколько поколений назад. Одно слово – кочевники…

Однажды в выходной день меня привезли на берег моря в каком-то заповедном месте Датского королевства. Пейзаж вокруг был абсолютно неинтересный – серый песок и редкая бурая трава. Мой коллега стоял по щиколотку в песке и жадно глядел на холодные волны. Его ноздри хищно раздувались, рука сжимала бутылку пива, как рукоять меча, и был он похож не на профессора Южно-Датской школы бизнеса (каковым являлся на самом деле), а на своего предка-викинга. Было ясно, что этот человек только у моря чувствует себя «в своей тарелке».

В США уже два десятка лет растет количество так называемых «воскресных ферм» и «воскресных ранчо». Обычные американцы, средний класс, проводят выходные дни и отпуска на собственных небольших фермах, где ухаживают за лошадьми и коровами, выращивают сельхозкультуры, которые нередко сами и перерабатывают. Они занимаются этим не ради дохода, а для удовольствия. В будние дни недели, когда «хозяева» трудятся на основной работе в городе, эти обязанности выполняет наемный работник (обычно он обслуживает несколько таких ферм).

Большого дохода «воскресные» фермы и ранчо, как правило, не дают, иногда даже требуют дотаций из семейного бюджета. Зато они позволяют сохранять физическое и психическое здоровье сегодняшних американцев – потомков европейских крестьян. Я помню, с какой гордостью топ-менеджер крупной фирмы показывал мне фамильную кленовую плантацию и небольшой цех по производству кленового сиропа. (В штате Вермонт производство сиропа и сахара из кленового сока является чем-то вроде народного промысла и считается весьма патриотичным занятием).